Йонко Грозев.

 

Ст.9 Европейской Конвенции - Свобода вероисповедания

 

Настоящий материал посвящен общим принципам ст. 9 Европейской Конвенции по правам человека и толкованию этих принципов Европейским Судом по правам человека при разрешении отдельных дел.

 

Статья 9 гарантирует «свободу мысли, убеждений и вероисповедания» и в частности «свободу изменять … религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как индивидуально, так и сообща с другими, публичным или частным порядком, в богослужении, обучении, отправлении религиозных и культовых обрядов». Хотя мысли и убеждения необязательно должны быть религиозными и Суд интерпретирует это положение в более широком смысле, практика имплементации этого положения очень сильно ограничена религиозными убеждениями и организованными религиями. Исходя из этого, было бы разумным рассматривать норму, предусмотренную в ст. 9, только в смысле свободы вероисповедания.

 

Исторически свобода вероисповедания признавалась фундаментальным правом, которое получило огромное развитие в рамках идеологии прав человека и соответственно в идеологии, лежащей в основе международного права  прав человека. Религиозная вражда научила религиозной толерантности, и этот опыт впоследствии был использован при разрешении вопросов межрасовых, межкультурных, межъязыковых отношений, что привело к современному пониманию многонационального общества. Несмотря на историческую важность свободы вероисповедания для развития основных принципов прав человека, ст.9 не была предметом рассмотрения в течение первых 30 лет существования Европейской Конвенции. Свобода вероисповедания не относилась к тем правам, которые были в центре внимания Европейской Комиссии по правам человека и Европейского Суда по правам человека в первые десятилетия существования Европейской Конвенции по правам человека, и ст. 9 менее всего применяли вместе с другими статьями. При рассмотрении жалоб, поданных на основании ст. 9, Комиссия и Суд предпочитали рассматривать эти жалобы в рамках других статьей или признавать отсутствие нарушения. Тем не менее в 90-х годах был рассмотрен ряд дел, в основном против Греции, которые показали практическую ценность защиты прав частных лиц на свободу вероисповедания.

 

Структура статьи 9

 

Структура ст. 9 аналогична структуре других статей Конвенции, таких как статьи 8, 10 и 11, но в то же время имеет несколько отличий. Все вышеназванные статьи определяют основное право в части первой статьи, а затем предусматривают возможность ограничения этих прав во второй части статьи. Ст. 9 построена по этому образцу, однако она предусматривает ограничение только одного аспекта права на свободу вероисповедания, а именно свободу «проповедовать» какие-либо убеждения.

Следуя структуре статьи, будут рассмотрены:

а) что означает «мысль, убеждение и вероисповедания» в интерпретации Суда,

б) что составляет нарушение «абсолютной свободы убеждений»,

в) в чем заключается ограничение «проповедовать убеждения»,

г) когда ограничение права будет правомерным, то есть когда оно было осуществлено

   в правомерных целях, законно и необходимо в демократическом обществе.

 

Эти стандарты и структура прямо следуют из текста ст. 9 Конвенции, и Суд также придерживается этой структуры при анализе индивидуальных обращений по ст. 9. С одной стороны, Суд определяет, было ли вмешательство в осуществление права на абсолютную свободу убеждений, с другой стороны, - было ли ограничено право заявлять и  проповедовать свои убеждения. Если Суд установит, что было вмешательство государственной власти в осуществление права проявлять свои религиозные убеждения, то будет рассмотрен вопрос, насколько ограничение было законным, соответствовало правомерным целям  и было необходимо в демократическом обществе.

 

Статья 9 применима к огромному количеству действий, которые осуществляют национальные власти. Она применима к обвинительным приговорам, выносимым судами, и к административным наказаниям, осуществляемым государственными органами, или к отказу государственных органов предоставить соответствующее разрешение и произвести необходимое действие. Но перед анализом тех действий национальных властей, которые нарушают право на свободу вероисповедания, необходимо решить, что в принципе является  вероисповеданием. Это тот вопрос, которые требует дать определение вероисповедания  и решить, в каких случаях ст. 9 применима. 

 

Определение свободы мысли, убеждений, религии

 

Суд определил в своих решениях «свободу мысли, убеждений, религии» как «один из жизненно важных элементов самоидентификации верующих и их концепции жизни, но так же как значительную ценность для атеистов, агностиков, скептиков и тех, кто не определился. Такой плюрализм неотделим от демократического общества, которое было завоевано дорогой ценой в течение веков, и зависит от плюрализма»[1]. Эта цитата из решения Суда четко показывает понимание трех важных аспектов «свободы мысли, убеждений, религии». Во-первых, абсолютная важность убеждений для самоидентификации, во-вторых, распространение защиты на традиционные религии и нерелигиозные концепции и, наконец, признание любых убеждений в качестве равнозначных. Такой необычный баланс между необходимостью признать глубоко переживаемые убеждения и защитить их появился в связи с жизненной важностью убеждений для человека, с одной стороны, и обязанностью осуществить защиту в рамках толерантности и плюрализма убеждений и вероисповеданий, с другой стороны,  что является ключевым моментом при  рассмотрении ст. 9.

 

Суд также четко определил в других делах, что в рамках ст. 9 защищаются не только  религиозные убеждения, но и нерелигиозные убеждения. Так, в деле Arrowsmith v UK[2], Комиссия признала пацифизм таким убеждением, несмотря на то, что отсутствует его связь с каким-либо вероисповеданием. Пэт Эрросмит была осуждена за распространение листовок среди солдат, которые призывали их покинуть армию. Хотя Комиссия не установила нарушения права, было четко определено, что пацифизм является убеждением в смысле ст. 9.

 

Но не каждое убеждение, тем не менее, возможно защитить в рамках ст. 9. Для того, чтобы обращение рассматривалось в рамках ст. 9, Суд полагает, что убеждения должны отвечать определенному стандарту. Этот стандарт был установлен obiter dictum в решении Campbell and Cosans v UK[3]. В этом деле Суд определил значение термина «религиозные и философские убеждения» родителей в рамках права на образование, гарантированное ст. 2 Протокола 1. Суд установил, что «верованиями», согласно ст. 9,  является не любое убеждение, которое только может быть. Верования «обозначают взгляды, которые достигают определенного уровня убедительности, серьезности, последовательности и важности».  Суд добавил, что такие взгляды «соотносятся с важностью и сущностным аспектом человеческой жизни и поведения».  На основе этого стандарта многие жалобы, затрагивающие ограничение права на свободу убеждений, были отклонены именно в связи с тем, что убеждения не составляли существенный аспект человеческой жизни и не обладали достаточным уровнем серьезности, последовательности и важности. В одном из дел Комиссия рассматривала жалобу заявителя, который был осужден немецким судом за то, что он утверждал, что Холокост - это ложь, придуманная сионистами и евреями, которые никогда не преследовались и не истреблялись.  Комиссия пришла к выводу, что эти убеждения не достигли необходимого уровня серьезности и последовательности в контексте существенных аспектов жизни человека, чтобы они могли защищаться на основе ст. 9 ЕКПЧ[4]. Соответственно, Комиссия установила, что ст. 9 не применима к данному случаю.

 

В другом деле предметом рассмотрения Комиссии был законодательный запрет «развеивать прах» на земле, принадлежащей заявителю, который, по его мнению, был ограничением свободы убеждений. Комиссия решила этот вопрос следующим образом: «Воля заявителя быть похороненным на своей земле не может быть расценена как проявление убеждений по смыслу ст. 9 Конвенции. Такие действия, безусловно, имеют четкую личную мотивацию. Тем не менее Комиссия не установила проявления каких-либо убеждений в том смысле, что они представляли собой последовательные взгляды на фундаментальные проблемы, которые бы выражались через эти убеждения». Конвенционные органы придерживались аналогичной позиции во многих делах, в которых они установили, если какие-либо определенные действия были мотивированы определенными убеждениями, то это не означает, что ст. 9 будет применима. Вопрос о том, может ли ст. 9 быть применимой к действиям, которые запрещены, разрешается в зависимости от каких-либо религиозных практик или от практик, существующих в отдельных регионах. Пример такой религиозной практики - религиозное жертвоприношение животных, допускаемое во многих регионах. С другой стороны, явный факт злоупотребления, мотивированный убеждениями, не будет защищаться в соответствии со ст. 9. Например, в случае отказа платить налоги в соответствии с пацифистскими убеждениями, потому что правительство может использовать эти деньги на поддержание армии, или отказ надеть мотоциклетный шлем во время езды на мотоцикле, потому что религия предписывает носить тюрбан.

 

Суд установил, что ст. 9 не применима, несмотря на  жалобу заявителей, что они страдали от ограничения их убеждений, в деле Johnston[5]. Оно касалось вопросов допустимости разводов с соответствии с национальным законодательством.  В решении Суд отклонил жалобу заявителей, что отказ предоставить им развод и принуждение жить с лицом по их выбору, будучи в браке с другим лицом, является нарушением  их убеждений. Суд установил, что ст. 9 не применима в данном случае, так как данное дело может быть разрешено лучшим образом в рамках ст. 8 Конвенции.

 

Суд также рассматривал вопрос о том, может ли ст. 9 быть применима относительно вопросов организации жизни в религиозных общинах.  Он ответил на этот вопрос положительно, отклонив утверждения о том, что ст. 9 может касаться только узкой интерпретации религиозной деятельности:  «религиозные сообщества традиционно и универсально существуют в форме организационных структур. Они поддерживаются правилами, которые рассматриваются последователями как полученные из божественного источника. Религиозные церемонии имеют свое значение и сакральную ценность для верующих, если осуществляются руководителями, наделенными властью согласно этим правилам.  Личность религиозного руководителя, вне сомнений, важна для каждого члена общины. Участие в жизни общины является одним из проявлений религиозных убеждений, гарантированных ст. 9 Конвенции» .[6]

 

Абсолютная свобода мысли

 

В сферу гарантируемой ст. 9 защиты входят «свобода мысли, убеждений, вероисповедания». Данная норма не предусматривает возможности для каких-либо ограничений этих свобод. Параграф 2 ст. 9 предусматривает некоторые возможные ограничения, но не свободы мысли, убеждений и вероисповедания, как это указано в этом параграфе. Параграф 2 ст. 9 предусматривает ограничения только права «проявлять свое вероисповедание или убеждения». Это дало возможность Комиссии и Суду установить различие между «абсолютной» свободой убеждений, которая не может быть ограничена ни при каких условиях, и «проявлением» убеждений, которое может быть ограничено властью при соблюдении определенных условий. Так, с одной стороны, внутренний аспект убеждений - чьи-то мысли - абсолютны и не могут быть ограничены ни при каких условиях государственными органами. С другой стороны, публичное проявление чьих-либо убеждений, выражение чьих-либо религиозных верований может быть ограничено в соответствии с параграфом 2.

 

На практике не так просто разграничить вмешательство в «абсолютную»  свободу вероисповедания и ограничение проявления этих убеждений, определить правомерность вмешательства.  Основная трудность заключается в том, что  любое вмешательство в проявление убеждений имеет своей целью и конечным результатом пресечение таких проявлений. Это неизбежно приводит к приостановке проявления этих убеждений в будущем и оборачивается давлением на людей, которые должны модифицировать и (или) изменять свои убеждения. И это влияет на внутренние убеждения, которые в теории являются неприкосновенными. Существует также другой пример того, насколько сложно различить вмешательство в абсолютную внутреннюю свободу убеждений и ограничение проявлений этих убеждений. В случае отказа лица сделать определенное заявление, которое противоречит его убеждениям, оно может быть привлечено к ответственности. Такая ответственность и негативные последствия могут быть расценены как попытка властей изменить чьи-либо убеждения.  Так, в деле Buscarini v San Marino[7]  Суд, рассматривая вопрос о том, является ли обязательная клятва на Библии проявлением насилия, пришел к выводу, что подобная клятва не является  религиозным требованием, но в то же время установил неправомерность подобной клятвы.

 

С теоретической точки зрения посягательство на свободу совести со стороны государства выражается в том, что государство «навязывает» определенные убеждения  частным лицам, тем самым насильно вторгаясь в чью-либо свободу совести. Конвенционные органы анализировали обращения, исходя не из того, насколько вмешательство в определенные убеждения было допустимым и правомерным, а было или нет вмешательство в чьи-либо убеждения. Конвенционные органы, на основании ст. 9, гарантирующей абсолютную внутреннюю свободу убеждений, рассмотрели дела, касающиеся насильственного обучения и обращения в другую веру. Так, в рамках посягательства на внутреннюю свободу мысли Суд рассмотрел жалобу учащихся, которые под давлением были вынуждены участвовать в религиозных уроках, и жалобу учащихся, которые были вынуждены принимать участие в военных парадах.  Первая жалоба касалась отказа школьных властей в Польше организовать уроки таким образом, чтобы ученики, не желающие присоединиться к религиозным урокам, не были вынуждены дожидаться окончания урока, стоя под дверью класса. Заявитель утверждал, что такая ситуация заставляет ученика принимать участие в религиозных уроках. Комиссия, тем не менее, не усмотрела в данных обстоятельствах достаточно сильного давления, которое бы оправдало вывод о том, что ученики под давлением изменяют религиозные убеждения[8].

 

Суд придерживался аналогичного подхода в других делах, в которых заявители утверждали, что их дети вынуждены под давлением школьных властей принимать участие в школьных парадах, которые исторически имеют военную окраску. Заявители, которые являлись последователями церкви Свидетели Иеговы,  усматривали в этом нарушение их религиозных пацифистских взглядов. Суд, проанализировав дело в контексте, пришел к выводу, что участие в парадах, в которых обязаны участвовать ученики, не нарушает пацифистские взгляды заявителей в связи с тем, что парады не имеют каких-либо военных составляющих. Таким образом, в данном случае не было какого-либо принуждения с целью изменить верования заявителей.

 

Ограничения проявлений религиозных убеждений 

 

Поскольку ст. 9 определяет абсолютную свободу убеждений, второе предложение устанавливает право «проявлять» свои убеждения, которые могут быть ограничены властью в соответствии с параграфом 2. В практике Суда можно назвать следующие примеры ограничения права на проявление религиозных убеждений:

а)      уголовное преследование

§          прозелитизм (Kokkinakis, Larissis);

§         действия религиозных руководителей (Serif);

§         отказ от военной службы (Stefanov);

§         содержание молитвенного дома без разрешения (Manoussakis, Pentidis);

 б)       решения государственных органов

§         смещение с должности в результате публичного выражения своих убеждений (Kalac);

§         отказ в разрешении на строительство молитвенного дома (Manoussakis);

§         отказ зарегистрировать религиозную общину (Hasan and Chaush);

§         отказ выдать лицензию на аудиторскую деятельность (Thlimmenos);

§         отказ зарегистрировать церковь (Metropolitan Church of Bessarabia).

 

В нескольких делах, рассмотренных Конвенционными органами, основным был вопрос об ограничении проявления религиозных убеждений. Как правило, этот вопрос возникал в отношении спора по поводу отказа властей зарегистрировать определенную религиозную группу. Суд не рассматривал отказ властей предоставить религиозной группе юридический статус в соответствии с национальным правом  как ограничение религиозных прав само по себе.   Причина такой позиции заключается, как и по статье 11, в том, что отсутствие юридического статуса не обязательно приводит к трудностям или препятствует религиозной группе существовать и осуществлять свои функции. Если тем не менее существуют доказательства того, что отказ властей в регистрации препятствует верующим исповедовать их религию, то Суд может прийти к выводу, что было ограничение права, и будет анализировать, насколько данное ограничение было правомерным.

 

Этот вопрос был центральным в деле Metropolitan Church of Bessarabia[9]. Сторона заявителя, которым являлась церковь, утверждала, что отказ в признании этой церкви произошел из-за Метрополитанской Церкви Молдовы, которая признается государством и от которой Церковь-заявитель отделилась, но Метрополитанская Церквь Молдовы не признает этого отделения.  Национальные суды указывали, что любое вмешательство властей только обострит ситуацию. В дополнение указывалось, что заявитель, и последователи этой церкви могли свободно осуществлять свои религиозные обряды в рамках Метрополитанской Церкви Молдовы. Суд не согласился с такими аргументами. Он установил, что толерантность, проявленная  властями в отношении Церкви-заявителя, не является надлежащим осуществлением признания этой церкви, соответственно только признание может удовлетворять правам заявителей.  Суд далее отметил, что в ряде случаев Церковь-заявитель была не в состоянии противостоять угрозам в связи с тем, что  только законная деятельность обеспечена юридической защитой. Таким образом, признание заявителя в качестве церкви было важным для осуществления ее функций, и отказ был признан ограничением свободы вероисповедания.

 

Этот же вопрос несколько в ином аспекте был поднят в деле Hasan and Chaush[10].  Правительство указывало, что отказ Совета Министров зарегистрировать одного из заявителей в качестве Верховного Муфтия на основе результатов выборов не был вмешательством в осуществление свободы вероисповедания как таковой. Отказ, согласно позиции правительства, никого, в том числе и заявителя, не ограничивал в праве исповедовать ислам так, как он считал нужным. Суд тем не менее не согласился с такой позицией и установил, что заявитель, который был смещен с поста Верховного Муфтия, потерял свои представительские полномочия, данные ему общиной, и контроль над собственностью общины. Это было существенным вмешательством в осуществление религиозных прав заявителя, избранного в качестве Верховного Муфтия, и второго заявителя - рядового верующего.

 

 

Когда ограничения правомерны

 

После того как Суд установил, что ст. 9 применима и что было ограничение права, он продолжает анализ, рассматривая вопрос, было ли такое ограничение правомерным. Существует три стандарта, с помощь которых Суд устанавливает, было ли ограничение правомерным или нет, а также являются ли последствия нарушением права или нет.  Эти стандарты включают правомерную цель ограничения, были ли предпринятые меры законными и, наконец, было ли это необходимо в демократическом обществе.

 

 

 

 

Правомерная цель

 

Любые ограничения вероисповедания должны преследовать правомерную цель, как это предусмотрено в параграфе 2 ст. 9. Эти правомерные цели могут защищать как общественные, так и частные интересы. Это:

-         интересы общественной безопасности,

-         защита общественного порядка,

-         защита прав и свобод частных лиц,

-         защиты здоровья и нравственности.

 

Этот исчерпывающий перечень допустимых правомерных интересов правительство может использовать в качестве основания для ограничения свободы убеждений. Примечательно, что этот перечень не содержит такого основания, как «национальная безопасность», которое указано в других статьях  Конвенции. В практике тем не менее Суд никогда не применяет жесткого подхода при установлении интересов, которые явились основанием для действия властей, и до настоящего времени Суд ни разу не установил нарушения ст. 9, вследствие  недостаточности правомерных целей для вмешательства.

 

Предусмотрено законом

 

Ограничение свободы вероисповедания, неважно в какой форме оно осуществляется, должно быть «предусмотрено законом», как Конвенция однозначно требует. Согласно практике Суда, любое ограничение должно соответствовать двум требованиям: четкости и доступности. Эти требования были введены Судом впервые не в связи с жалобами по статье 9, но по жалобам, поданным в соответствии со статьями 10 и 8. У Суда существует единый подход для толкования  требований «законности» или «предусмотрено законом» применительно к различным статьям Конвенции, относительно мер, предпринимаемых национальными властями. Так, требование «законности» толкуется одинаково относительно статей 8, 9, 10 и 11 и только немного отличается в отношении статьи 5(1). Национальное законодательство, которое обычно включает основания для ограничения права на самовыражение, должно быть действительно доступным. Каждый вправе знать те нормы, которые могут быть к нему применены в случае его самовыражения. Второе требование, которое касается того, что формулировки норм должны быть четкими, преследует ту же цель. Иначе говоря, любой человек должен иметь возможность предусмотреть последствия своих действий и выстраивать свое поведение соответствующим образом. Нормы национального права, которые устанавливают ограничения права на самовыражение, не должны быть обязательно приняты парламентом. Они могут быть закреплены в любом источнике права, обычном для данной правовой системы. Таким образом, подзаконные нормативные акты, кодексы профессиональной этики, практика судов могут быть расценены как достаточное законодательство для целей установления оснований ограничения вероисповедания в соответствии со ст. 9, если они удовлетворяют требованиям четкости и доступности.

 

Суд принимает во внимание тот факт, что законы, применяемые в разных правовых системах, имеют различное происхождение, содержат определенные полномочия по усмотрению, а также нуждаются в толковании. Суд постановил относительно национального законодательства следующее: «Уровень четкости, необходимой в национальном праве, которая не может устанавливаться применительно к отдельному случаю, зависит от уровня содержания норм, от сферы их применения, а также от числа и статуса тех, кому они адресованы» .[11]

 

Тем не менее стандарты национального законодательства могут быть чересчур широкими, предоставлять слишком много власти государственным органами и создавать плодотворную почву для своевольных действий и насилия. Эта позиция была однозначно выражена Судом в деле Hasan and Chaush, в котором  Суд постановил: «Для того чтобы национальное право отвечало требованиям, оно должно содержать меры юридической защиты от своевольных нарушений государственными органами прав, предусмотренных Конвенцией.  В случае нарушения прав человека, которое противоречит принципам правового государства, одним из основных принципов демократического общества, предусмотренных Конвенцией, свобода усмотрения, предоставленная властям, будет расцениваться как неограниченная власть. Следовательно, право должно определять с предельной точностью  круг полномочий компетентных органов власти и способы их осуществления» .

В данном решении Суд установил, что болгарское законодательство, регулирующее порядок регистрации религиозных организаций и их руководителей, не содержит каких-либо существенных критериев и процессуальных гарантий в случае злоупотребления властью. Это привело Суд к выводу, что действия властей по регистрации руководства или отказа в регистрации руководства были незаконными в смысле параграфа 2 ст. 9.

 

Необходимо в демократическом обществе

 

Этот последний тест относительно «необходимости в демократическом обществе» является решающим при установлении было или нет нарушения права, предусмотренного статьей 9. И это единственный стандарт, который получил значительное развитие в практике Суда за последние десять лет. Тест «необходимо в демократическом обществе» определяет фактор пропорциональности, рассматривая который, Суд учитывает различные составляющие.  

 

При определении были ли данные меры «необходимыми», Суд четко установил, что необходимо не означает абсолютную необходимость с одной стороны шкалы, но также не является синонимом полезно, разумно или желательно. Суд указывает, что это может быть «под давлением общественных интересов», которые требуют ограничения свободы вероисповедания. Затем Суд оценит пропорциональность тех мер, которые были предприняты под давлением социальных норм. Тест на пропорциональность соотносит степень вмешательства в право на свободу вероисповедания и правомерные цели, которые должны отвечать стандарту Суда «под давлением общественных интересов», требующих соответствующих мер. При этом Суд должен сравнить такие вопросы, как степень вмешательства, другие варианты общения, нейтральное урегулирование, с одной стороны, и общественную значимость тех действий, которые не были допущены, суровость наказания и возможные дальнейшие последствия. В любом из дел существует большое количество факторов, важных в конкретной ситуации, от баланса которых зависит окончательный результат. Детальное знание практики относительно стандарта «необходимо в демократическом обществе», а также знание тех факторов и  аргументов, которые оказали наибольшее влияние на позицию Суда, способствует наилучшему пониманию ст. 9. Основные вопросы, которые рассматривал Суд в контексте теста на пропорциональность, - запрет прозелитизма,  регулирование мест отправления культов и отказ от военной службы.  

 

Прозелитизм

 

Kokkinakis и Larissis - два дела против Греции, затрагивающие вопросы прозелитизма.  Норма в уголовном законодательстве Греции запрещает проповедовать свою религию тем, кто исповедует другую, с целью обратить их в свою веру. В деле Kokkinakis  уголовное обвинение было выдвинуто против последователя церкви Свидетели Иеговы, а в деле Larissis  - против трех армейских офицеров, последователей Церкви Пятидесятников в Лариссе. Оценивая факт, Суд в первую очередь должен был установить, можно ли проповедование тем, кто не является последователем данной церкви, рассматривать в рамках ст. 9. Суд пришел к выводу, что свобода осуществления вероисповедания  не ограничивается общением между теми, кто уже обращен в данную религию, но также «включает в  принципе право стараться обратить соседа, например через «обучение», при отсутствии которого «свобода изменять свою религию и убеждения», гарантированная ст. 9, напоминала бы мертвую норму».[12] После того как Суд рассмотрел вопросы, насколько законодательство Греции о прозелитизме четко и предсказуемо, и нашел его таковым,  Суд остановился на вопросе, насколько осуждение г-на Коккинакиса в уголовном порядке было «необходимым в демократическом обществе». Суд провел различие между «правильным» и «неправильным» прозелитизмом, указав, что первый является внутренним долгом и обязанностью верующего. «Неправильный» прозелитизм, согласно позиции Суда, представляет собой разложение и деформацию правильного. Он может принять формы «обещаний материальных или социальных преимуществ тем, кто присоединится к церкви, или неправомерного давления на людей, находящихся в горе или нужде, он может осуществляться даже в форме насилия или психологического воздействия, в более общем смысле, эти действия не совместимы с уважением свободы мысли, убеждений и вероисповедания других людей».[13] В данном деле Суд не нашел  каких-либо признаков неправильного прозелитизма в действиях г-на Коккинакиса, когда он проповедовал свою веру, и в связи с чем было установлено нарушение ст. 9.

 

В деле Larissis  тем не менее на основе различия между правильным и неправильным прозелитизмом Суд установил, что греческие суды не нарушили ст. 9, осудив трех офицеров за прозелитизм. Объектом для прозелитизма в этом случае были солдаты, которые подчинялись г-ну Лариссису и другим осужденным офицерам. Суд отметил, что «иерархическая структура, которая является характерной чертой армейской жизни, окрашивает все аспекты взаимоотношений между военнослужащими, что создает определенные сложности для отказа подчиненных от предложения вышестоящего офицера  или избежать беседы, начатой по инициативе этого офицера. То, что среди гражданского населения было бы безобидным изменением мнения, которое каждый вправе принять или отвергнуть, может в военной среде выглядеть как насилие или чрезмерное злоупотребление властью». [14] В заключение Суд установил, что нарушение ст. 9 отсутствует, когда три офицера были осуждены за прозелитизм в отношении солдат, но оно было бы установлено, если бы три офицера были осуждены за прозелитизм в отношении гражданского населения.

 

Места отправления культа     

 

Другое положение, рассматриваемое Судом в рамках теста на пропорциональность, - это предоставление властями права на содержание места отправления культа. Г-н Манусакисс заключил договор ренты помещения для того, чтобы использовать его для «всех видов религиозных собраний, проведения венчаний последователями Церкви Свидетели Иеговы», и в июне 1983 года он и три других последователя подали заявление министру по делам религии, чтобы зарегистрировать помещение в качестве места отправления культа. Это требование содержалось в национальном праве. Власти задавали дополнительные вопросы, но не давали четкого отказа или разрешения. Во время ожидания регистрации, полиция возбудила уголовное расследование против заявителей по факту содержания незаконного места отправления культа. Заявители были осуждены, и в 1993 году полиция опечатала парадный вход арендованного помещения. Суд установил, что заявитель не обжаловал отсутствие разрешения в суд в связи с поведение греческих властей и по этой причине не смог исчерпать национальные средства защиты. Суд также установил, что государства вправе проверять действия движения или ассоциации, действительно ли они преследуют религиозные цели, или их деятельность принесет вред населению. В данном случае было установлено, что Свидетели Иеговы являются «известной религией» в соответствии с греческим законодательством и была выявлена четкая тенденция со стороны греческих административных властей ограничивать деятельность верующих, не входящих в Православную церковь. Рассмотрев все факторы, Суд установил, что действия властей были неадекватными и как результат было установлено нарушение ст. 9. В этом решении Суд, по-видимому, не был готов закрепить регулирование вопросов религии отлично от регулирования других вопросов. Суд не установил, что регулирование вопросов предоставления мест отправления культа может осуществляться только в целях  городского планирования и безопасности. Суд полагает, что необходимо придерживаться особой тщательности при регулировании любых вопросов религиозной деятельности.

 

Отказ от военной службы   

 

До настоящего времени конвенционные органы отказывались признать право лица отказаться от военной службы в связи с его или ее вероисповеданием или пацифистскими убеждениями. Отказ от военной службы был рассмотрен аналогичным образом, как и отказ платить налоги. Военная служба как общая обязанность, которая также мотивируется  определенными убеждениями, не является центральной или составляющей частью осуществления убеждений, и поэтому не подпадает под защиту ст. 9. С распространением законодательства, касающегося альтернативной службы, в странах Совета Европы эта позиция  постепенно начала смягчаться. Первый признак этого можно увидеть в решении Tsirilis and Kouloumpas[15] , когда последователь Церкви Свидетели Иеговы был осужден за отказ от военной службы. Суд не был готов установить, что право на отказ от военной службы гарантируется ст. 9.  Тем не менее было установлено нарушение ст. 5, относительно точного и тщательного применения национального законодательства.  Согласно национальному законодательству, последователи известных религий вправе проходить альтернативную службу. Суд установил, что заявитель является последователем религии, признанной греческими властями и его осуждение было незаконным на основании национального законодательства, поэтому признал нарушение ст. 5. Желание Суда рассмотреть национальное законодательство является достаточно уникально и достаточно четко свидетельствует об изменении взглядов Суда относительно отказа от военной службы. 

 

Следующим шагом в развитии этого вопроса было дело Thlimmenos[16].  В данном случае Суд рассмотрел вопрос о запрете, данном национальными властями, г-ну Тимменосу стать сертифицированным бухгалтером, несмотря на наличие у него достаточной квалификации. Отказ был дан на том основании, что он был осужден за отказ от военной службы в соответствии со своими религиозными убеждениями.  Г-н Тимменос был последователем Церкви Свидетели Иеговы. Суд отказался рассматривать данное дело в рамках ст. 9, указав, что ст. 9 применима относительно вопросов отказа от военной службы. Но Суд рассмотрел дело в рамках ст. 14, и усмотрел нарушение в том, что греческие власти обращались с г-ном Тимменосом так же, как и с другими осужденными,  и не учли тот факт, что он был осужден из-за своих религиозных убеждений.

 

Последний этап в развитии этого вопроса был зафиксирован в деле Stefanov, который будучи последователем Церкви Свидетели Иеговы также был осужден за отказ от военной службы. Суд признал его обращение, поданное в результате осуждения, приемлемым. По данному делу не было вынесено решение, так как правительство взяло на себя обязательства внести изменения в законодательство об альтернативной службе и в результате было достигнуто дружественное урегулирование. Тем не менее решение на предмет приемлемости явный знак того, что Суд готов в будущем рассматривать вопросы привлечения к уголовной ответственности за отказ от военной службы как основание ограничения религиозных убеждений.  

       

  

   

 

Назад